Накануне приближающейся премьеры мы задали несколько вопросов режиссёру-постановщику Хансу-Йоахиму Фраю.

— В вашем репертуарном списке мало веристских опер. Как вы считаете, должен ли быть какой-то особенный подход к их сценическому воплощению?

— К тому моменту, когда мы с Большим театром решили взяться за «Паяцев», я уже поставил «Тоску». А опера «Паяцы», как и «Тоска», была написана в эпоху веризма. В ней нет больших арий, замысловатых размышлений и витаний в облаках. Это настоящая драма, почти реальная жизнь на сцене. И для её воплощения у меня с самого начала была придумана совершенно особая концепция. Она заключалась в том, чтобы перенести действие во времена немого кино. Когда начался период музыкального веризма, тогда же началось и техническое развитие кинематографа. Это было потрясающее, захватывающее время. Вскоре появились первые комедийные фильмы с такими кинозвёздами, как Бастер Китон, Стэн Лорел, Оливер Харди и Чарли Чаплин. Поэтому я с воодушевлением представил эту веристскую оперу Леонкавалло в стиле немого кино.

— Опера сверхпопулярна, количество постановок в одной только России практически не поддается исчислению. Что нового можно сказать ещё одной постановкой этой оперы? Чем «Паяцы» могут быть созвучны сегодняшнему дню и интересны современному зрителю?

— Представление в стиле немого кино делает его «резонансным», поскольку и в наше время мы продолжаем смотреть фильмы, которые были сняты сто лет назад, и всё равно смеёмся и наслаждаемся ими. Так что, если у вас опера о самом известном клоуне, Паяце, то перенести её во времена Чарли Чаплина и иже с ним, значит продемонстрировать, что и столетний фильм, и столетняя опера по-прежнему актуальны. Всё потому, что самое главное — комедия, трагедия и реальность — очень близки, можно сказать, едины. Это мы хотели сказать и показать.

— Способствует ли особому подходу к постановке сам формат Камерной сцены? Он удобен для вас — или представляет собой дополнительную «головоломку»?

— Процесс постановки спектакля на Камерной сцене для меня приятно волнующий. Я ставлю спектакли уже много лет. Работал в Бремене на открытой сцене на морском пляже: поставил «Летучего голландца», который гастролировал по побережью и которого увидели десять тысяч зрителей. Работал в дрезденской Земперопер для трёх тысяч человек внутри плюс двадцати тысяч снаружи. Я ставил большие оперные шоу и гала-концерты. Камерная сцена — это высочайшее искусство, требующее особого подхода в работе с артистами. Камерная сцена Большого вмещает чуть более двухсот зрителей, которые очень внимательно следят и видят каждую деталь, каждый нюанс. Это делает работу ещё интереснее, и я очень рад, что могу представить здесь уже четвёртый свой спектакль и пятую оперу: в 2011 году я ставил «Царя и плотника» А. Лорцинга, в 2016-м — «Ариадну на Наксосе» Р. Штрауса, в 2021 — одноактные оперы «Дневник Анны Франк. Белая роза» Г. Фрида и У. Циммермана.

— Претерпели какие-либо изменения либретто и партитура?

— Нет, никаких изменений. Я никогда не прикасался к либретто. Я никогда не трогал музыкальный текст. Всё, как задумывалось композитором: от «а» до «я». Добавил только немного пантомимы, искусства игры.

— Расскажите, пожалуйста, об исполнителях главных партий. Как складывается ваше с ними сотрудничество?

— Помимо артистов Камерной сцены в постановке заняты приглашённые солисты — тенор Аббосхон Рахматуллаев и сопрано Элеонора Макарова, которые исполнят партии Канио и Недды. Мне очень нравится работать со всеми участниками спектакля, «приводить» их к стилю игры. Мы с ними играем в то, что создаём немое кино. И эта игра происходит на разных уровнях: реальности репетиции, реальности создания фильма, реальности обычных людей и реальности оперных героев — Сильвио, Пеппе, Недды, Канио и Тонио.

— Могли бы вы одной-двумя фразами охарактеризовать главную идею вашего спектакля?

— Я с уверенностью могу сказать, что это будет чудесный и увлекательный вечер, главная идея которого заключается в простой истине: жизнь — это шутка, над которой мы все в очередной раз будем смеяться. Ведь смех — это самая важная в мире вещь.

Экскурс в историю

Леонкавалло вошёл в историю музыки как один из крупнейших представителей веризма — направления в итальянской литературе и искусстве последней четверти XIX — первой четверти XX веков. Вдохновившись грандиозным успехом оперы «Сельская честь» Пьетро Масканьи, поставленной в 1890 году в Театро Констанци (Римской опере), композитор приступил к работе над близким к ней по духу и тематике опусом — оперой «Паяцы».

Она была закончена в 1892 году и впервые поставлена в мае того же года в миланском Театро Даль Верме. На мировой премьере за дирижёрским пультом стоял сам Артуро Тосканини, а в главных партиях выступали выдающиеся певцы своего времени, представители итальянской и французской школ: Аделина Штеле (Недда), Фьорелло Жиро (Канио), Франческо Дадди (Пеппе), Марио Анкона (Сильвио) и Виктор Морель (Тонио). (Благодаря последнему опера получила название, под которым идёт и до сих пор; изначально она называлась «Паяц», однако после того, как Морель возмутился, что его герой как бы остался «за бортом», сочинение переименовали в «Паяцы».)

В Российской империи состоялись две премьеры: на русском и итальянском языках. Русскоязычный вариант «Паяцев» в переводе Николая Спасского впервые услышали в январе 1893 года в Москве. В постановке участвовали артисты первого отечественного оперного товарищества, основанного певцом и педагогом Ипполитом Прянишниковым, который лично исполнил партию Тонио в российской премьере. На одной сцене с Прянишниковым стояли солисты Императорского Большого театра: Павел Кошиц (Канио), Альма Фострём (Недда), Георгий Верже (Сильвио). Дирижировал Иосиф Прибик. На языке оригинала опера опять-таки впервые прозвучала в Москве: годом позже, в январе 1894-го, она была исполнена силами артистов труппы театрального антрепренёра Ивана Зазулина.

В Большом театре «Паяцы» имеют свою славную историю: пять постановок, более сотни представлений. Первое исполнение состоялось в ноябре 1893 года, оперу пели в переводе Спасского. В постановочной команде — люди-легенды: Ипполит Альтани (дирижёр-постановщик), Антон Барцал (режиссёр), Карл Вальц (сценограф).

Последующие постановки были осуществлены уже в годы советской власти. В ноябре 1923 года над оперой работали Мечислав Домашевич (дирижёр-постановщик), Владимир Книппер-Нардов (режиссёр) и Михаил Сапегин (художник-постановщик), в марте 1957-го — Василий Небольсин, Юрий Петров и Юрий Пименов. В апреле 1982 года состоялось концертное исполнение на итальянском языке под управлением Альгиса Жюрайтиса, а в июле 1985-го театр выпустил «Паяцев» в собственной редакции на русском языке в переводе Прянишникова и Ю. Димитрина (дирижёр-постановщик — Альгис Жюрайтис, режиссёр — Семён Штейн, художник-постановщик — Вильям Клементьев).

После более чем сорокалетнего перерыва «манифест» веризма возвращается в Большой театр. Выдержав огромное количество успешных постановок по всему миру, «Паяцы» стали той «вневременной» оперой, сюжет и музыкальный язык которой остаются привлекательными и для сегодняшнего зрителя. Леонкавалло сам написал либретто, основываясь на истории, имевшей место в действительности и хорошо известной его семье. Согласно воспоминаниям композитора, его отец, судья, разбирал похожее дело. Реалистичность жизненных «декораций», подчёркнутая выразительностью эмоций человека, доведённого до крайности (будь то слёзы радости или горя, нервно-истерический смех или счастливо-беззаботный), общедоступность и универсальность музыкального сопровождения (но ни в коем случае не его простота) стали определяющими чертами веристской оперы, обеспечившими ей востребованность у российских и зарубежных театров.

Познакомиться с командой постановщиков можно здесь.

Премьерная серия представлений пройдёт 11–14 июля на Камерной сцене Большого театра.

* По-итальянски “Vesti la giubba!” (дословно «Надеть костюм») — слова из знаменитой арии Канио.